Плохая война - Страница 14

К оглавлению

14

— Дай денег, не Себастьяну же ты казну доверишь.

— Да… Ладно, с тобой поедет надежный человек — казначеем будет.

— Дай пушек.

— Чего захотел. Учиться едешь, а не воевать.

— Но отец, ты же обещал дать хоть что-то и не даешь ничего.

— Я с тобой Йорга отправляю, тебе мало? Ладно, дам одну пушку.

Йорг, узнав куда он направляется, смотрит на сообщившего эту новость солдата с удивлением и возмущением. Через секунду бросает все дела и идёт к барону.

— Ваша милость, ничем хорошим это не кончится.

— Ты это каждый день говоришь. Мы вообще-то на войне, тут мало что хорошо кончается.

— Здесь не просто война, а верная смерть.

— Брось, провинциальный гарнизон, приглядеть за Максимилианом, чтобы не вытворил чего-нибудь совсем из ряда вон выходящего. Вся и работа.

— А если враги получат подкрепление с юга?

— Организуешь оборону, тебе не привыкать. Пошлешь гонца, продержишься пару дней.

— Тогда мне надо три пушки.

— Одну.

— Две и бочку вина.

— Одну пушку и две бочки.

Глава 6
Армия добровольцев

Тем временем в лагере врага…

Пасмурно, ветер, легкий снег. Горный пейзаж. Между гор расположился маленький городок. Прилепившиеся к склонам фахверковые домики, церковь, ратуша. Над ратушей флаги, в том числе красный с белым крестом. Швейцария.

Пастух Ганс вернулся в родной городок поздно вечером. Парень среднего роста, тощий, одет небогато. Дома Ганс бывал редко, пастухи не гоняют каждый вечер овец обратно в город, а неделями водят их по новым горным пастбищам. Впрочем, дома его никто и не ждал, вся семья погибла несколько лет назад под лавиной.

— Ганс! — кто то тихо подошел сзади и хлопнул пастуха по плечу, — Ты вовремя вернулся. Хочешь на войну?

— Конечно хочу! Против кого воюем? — Ганс обернулся и увидел местного священника.

— Какая разница, против кого, — преподобный широко улыбнулся, — главное — за кого. Герцог де Водемон снова собрался повести нас к победе. А ты, Ганс, плохо кушаешь последнее время. Алебарду-то поднимешь?

Надо сказать, что местный патер, будучи настоящим швейцарцем, не пропускал ни походов, ни учений, ни даже тренировок и пользовался всеобщим уважением не только за благочестие, но и за необычайно крепкое здоровье, серьёзную боевую подготовку и особенно за несокрушимый боевой дух. За глаза его даже называли «Безумный Патер».

— Дайте мне пожрать, — я вас всех подниму, — огрызнулся Ганс.

— Сходи-ка ты к Быку, порадуй толстяка новостями. Он тебе самый хороший хлеб даст. А потом сходи к мяснику Якобу, у которого лавка чуть ниже пекарни, он тебе еще мяска кусок подарит.

Быком прозвали местного булочника, который полжизни провел в чужих войнах, а потом вышел на покой, удачно женился и последние годы, сколько Ганс мог вспомнить, вел образ жизни почтенного бюргера, почти не выезжая за пределы родного городка. Трое его сыновей пошли по стопам отца, нанимаясь на все войны в окрестностях, и четвёртый, ровесник Ганса, должен бы был в ближайшее время к ним присоединиться. А вот и он, примерный сыночек, ведёт в отцовскую лавку большую собаку, запряжённую в тележку с мукой.

— Здорово, телёнок! Что умеет твой пёс, кроме как тележку возить? У меня четыре собаки и все в два раза умнее, чем твой мохнатый конь! Ты знаешь, что война будет?

— Сам ты, Ганс, телёнок и конь мохнатый. Что за война?

— Не знаю точно, но Патер сказал, что какой-то Водемон срочно нанимает швейцарцев. Еще говорит, чтобы я это передал твоему отцу. Только зачем это ему, он у тебя тот еще домосед. Герой, хи-хи, вчерашних дней. Ему только на масленицу с Патером силами меряться, а не на войну ходить.

На масленицу в городке каждый год устраивали «битву Масленицы и Великого поста», Масленицей всегда выбирали Быка, а его противником — Патера, который как раз выглядел как воплощение Великого Поста — тощий, жилистый и с лысиной, избавившей его от необходимости выбривать тонзуру. Двое старых друзей устраивали для земляков красочное представление с трюками, шутками и поединком на нескольких видах оружия.

— Отец таких, как ты, об колено ломает.

— Ой, боюсь-боюсь!

Слово за слово, пряча лица в капюшоны от ветра и снега, двое подростков дошли до булочной.

— Что-то ты долго, сынок, — выглянул в дверь булочник, — идёшь тут, болтаешь, лучше бы тележку подтолкнул.

— Батя, а ты знаешь, что война будет? Патер сказал, какой-то Водемон приехал, — выпалил в ответ сын, опередив Ганса.

— Водемон? Слышь, Якоб, — обернулся Бык к какому-то покупателю, — тряхнём стариной?

— А то! — откликнулся покупатель, оказавшийся тем самым мясником Якобом, — есть еще порох в пороховницах!

Ганс остался в дураках. Прошёл совсем не по пути полгорода против ветра и не получил ни хлеба, ни мяса, ни даже благодарности. Что за жизнь! На войне, наверное, и то веселее.

Добравшись до дома, он принялся за поиски оружия и доспехов. Сложнее всего искать то, чего нет. Легче найти то, чего и быть не может, например, пыльную фляжку, в которой почти доверху налит коньяк. Пару лет назад, на бурной пьянке, её потерял кто-то из гостей. Поиски с этого момента стали перемежаться выпивкой. На закуску на дне сухарной сумки остались сухарики и основа для набившего оскомину фондю — кусочек заплесневелого сыра. Читатель, даже не думай про «благородную плесень»! Из оружия за каким-то старым сундуком нашлась коуза без древка, из доспехов в куче старого тряпья откопался гамбезон, когда-то давно порванный и не заштопанный. В погребе вообще ничего интересного не нашлось, за исключением здоровенной крысы, которая тоже что-то безуспешно искала, наверное, еду. Крыса с удивлением уставилась на Ганса и подумала «что за дом такой, холодно и даже пожрать нечего, жениться тебе пора, хозяин». Ганс вросил в наглое животное коузу и даже случайно попал. Крысу прибило к стенке. Выдернуть ржавую железку из мокрой доски не получилось, зато получилось выдернуть из стены доску, оставив живописное окошко наружу — вход для следующих крыс. Допив фляжку, Ганс засел штопать гамбезон, да так и заснул, сделав десяток кривых стежков.

14