Ближе к вечеру к городу подошла остальная часть швейцарцев и обоз. Швейцарцы не стали пытаться взять город с марша, тем более, что через реку нет ни моста, ни брода. Оценив обстановку, Бурмайер послал парламентера с белым флагом, вызывая гарнизон на переговоры.
По случаю переговоров на сваи от разобранного моста уложили дорожку из досок. Высокие договаривающиеся стороны были представлены фон Хансбергом со стороны гарнизона и Бурмайером-старшим со стороны осаждающих. Собственно процесс переговоров проходил на этом шатком мостике под холодным ночным ветром, дующим с гор. Подобные условия обычно более способствуют разговору по существу дела, чем роскошь герцогских шатров и уют каменных домов с натопленными каминами.
Сразу подтвердилась версия, что Себастьян Сфорца всё-таки попал в плен. Но ему удалось уйти достаточно далеко, чтобы к тому времени, как его под охраной привели к Бурмайеру, было уже поздно посылать гонца, чтобы остановить форхут. Себастьян был слишком умен, чтобы выдать хоть что-нибудь ценное про гарнизон города, но наличие в Швайнштадте Себастьяна Сфорца позволяло предположить, что в городе не меньше сотни итальянских копейщиков или арбалетчиков, а тот факт, что переговоры со стороны гарнизона вёл полковник ландскнехтов, указывал, что в Швайнштадте кроме итальянцев есть еще и ландскнехты, и их больше.
Отношения между Бурмайером-старшим и захваченным на охоте кондотьером за полдня установились теплые и дружеские, как между старыми друзьями, что недалеко от истины, потому что они, во-первых, коллеги, во-вторых, знакомы лично и не раз встречались во время Итальянских войн как по одну, так и по разные стороны фронта.
Кондотьер тоже извлек максимум пользы из своего пленения. Тактика и стратегия не были его стихией, зато он отлично умел вести переговоры с противниками. Себастьян оказался как раз настолько хорошим специалистом по переговорам, как планировали стратеги. Подарил Бурмайеру перстень с большим камнем и завязал светскую беседу, из которой легко узнал численность противника, а также выяснил, что авангард и рыцари направились в город, причём не вместе. В качестве ответной любезности Себастьян рассказал про оборону города, изрядно преувеличив численность гарнизона, чтобы склонить противника, во-первых, к переговорам вместо битвы, во-вторых, к обмену пленными до битвы за город, потому что после битвы, наиболее вероятно, придется платить выкуп.
Недовольны остались только швейцарцы.
— Взятие пленных и получение за них выкупа равносильно принятие взятки с вражеской стороны или измене и этого не сделает даже самый бедный швейцарец, — мрачно заявил Полпаттон, узнав про пленного.
— Во-первых, это не ваш, а мой личный пленник, во-вторых, его можно обменять на как минимум одного из двух человек, которые, по всей видимости, захвачены в городе и лично мне любой из них дороже всех швейцарцев вместе взятых, а в-третьих, если Вам так уж хочется его убить, то завтра это можно будет замечательно сделать при штурме, — ещё более сурово ответил Бурмайер.
— Не могу с Вами не согласиться, — скрипя зубами, согласился Полпаттон, — в основном, из-за «в-третьих».
Кроме того, сеньор Сфорца выяснил некоторые подробности о событиях, предшествовавших утренней схватке на площади и дневному бою на мосту. Оказалось, что на рассвете швейцарцы снялись с ночевки в трех десятках миль или менее, чем в одном дневном переходе от Швайнштадта. Полпаттон предложил обычным темпом пехоты дойти до города к вечеру со всем обозом, но отправить вперед авангард налегке ускоренным маршем, чтобы занять город на всякий случай, пока не прибыл находящийся где-нибудь поблизости противник. Покойный Антуан Бурмайер тут же прикинул, что если он не будет плестись со скоростью пешехода, то встретится с графиней де Круа не поздно вечером и не во второй половине дня, как авангард, а всего через три-четыре часа. Его отец высказал свое недовольство в связи с возможными опасностями, но Антуан аргументировал отсутствие вражеской армии в городе свежим письмом от Шарлотты, каковую он, по словам отца, назвал «находящимся в городе его владельцем, без разрешения которого никакая армия в Швайнштадт не войдет». А герцог де Водемон поддержал Антуана — предложил взять конный эскорт и поехать вместе в город.
Около полуночи переговорщики разошлись по своим штабам. Фон Хансберг, Себастьян Сфорца, Максимилиан, Йорг, Маркус с одной стороны, герцог де Водемон, фон Бурмайер и Полпаттон с другой.
На швайнштадском берегу старшие и младшие командиры выглядели очень и очень обеспокоенными, за исключением Макса, который нагло делал вид, что не спит, периодически просыпаясь и вставляя какую-нибудь не очень глупую реплику в серьезный разговор.
Совещания начались почти одновременно с доклада о только что прошедших переговорах. Как оценил переговоры Бурмайер, было интересно, но совершенно непечатно, поэтому для истории не сохранилось. Пересказ фон Хансберга был более подробен и менее эмоционален.
— Наш итальянский друг должен быть по гроб жизни благодарен герру Максимилиану за то, что тот любезно согласился не убивать пожилого герцога, а взял его в плен. Только поручительство герцога помогло Себастьяну избежать немедленной смерти от руки разгневанного отца, потерявшего лучшего из сыновей.
Макс, услышав свое имя, приоткрыл один глаз и с умным видом кивнул.
— Лучше бы он убил герцога и взял в плен Антуана, — мрачно сказал кондотьер, — тогда можно бы было рассчитывать, что войны не будет. А что там про нашу заложницу?