— Да, но…
— Если Вы сейчас погибнете, бургомистру придется подавать прошение Вашему наследнику, а на эту роль, насколько я понимаю, уже сейчас есть несколько очень активных претендентов. Горожанам и так нелегко, а ещё полгода, а то и год такой жизни их доконают. Особенно, если ежегодная свиная ярмарка второй раз подряд не состоится и будет перенесена в другое место уже навсегда. На месте Иоганна, я бы из кожи вон вылез, ободрал бы до нитки весь город, но спас Вам жизнь ради одной только подписи на прошении. Его милость сделал весьма здравое предположение, но я бы не рассчитывал на бургомистра. Если со швейцарцами он бы ещё мог как-нибудь договориться, то Бурмайеру ему предложить совершенно нечего.
— Что же нам теперь делать? — тихо спросила Гертруда.
— Хм… Я думаю, что ничего сверхъестественного мы сделать не можем — невозмутимо продолжил старик — покушаем, помолимся, выставим часового и ляжем спать.
— О чем помолимся, герр хуренвайбель — не заботясь об этикете, вставил слово Эрик — о божьей каре на головы швейцарцев?
— Лучше помолись о крепком здравии того толстяка, об голову которого его милость баронет фон Нидерклаузиц сломал алебарду — невозмутимо ответил Йорг, — насколько мне удалось разобраться, в последнем бою мы отправили к Господу немалую часть их старших командиров, так что только он сможет удержать оставшуюся молодежь в состоянии не банды, а воинского подразделения, и только он сможет вести какие-то переговоры и давать гарантии от их имени.
— А Бурмайер?
— Чтобы справиться с тысячей швейцарцев, нужно триста рыцарей, а не один.
Марта не слушала речь хуренвайбеля, а задумчиво оглядывала присутствующих. Старик в своей пессимистичной манере попытался всех обнадежить, но мало кто ему поверил. Хотя он сам как железный, почти не меняется в лице и не устает, даже когда не спит третьи сутки. Чёрт его знает, что он там думает. Графиня держится с достоинством. Что ей остается, кроме как держаться с достоинством, она же дама, а не служанка какая-нибудь. Не удивительно будет, если она завтра погибнет с мечом в руках, окруженная трупами врагов. Служанка… Неудивительно, у девчонки слезы на глазах и дрожат руки.
Солдаты явно напуганы, все ждут и боятся смерти. Этот маленький Эрик очень похож на крысу — быстрый, вредный и опасный. И глаза бегают, точно какую-то пакость задумал. А Марио наоборот, улыбается. Он все время улыбается, сейчас ещё заиграет на дудочке и предложит станцевать какую-нибудь тарантеллу. Как тогда, целую вечность назад, давным-давно, а ведь прошло всего двое суток.
От воспоминаний по телу разлилось приятное тепло, Марта повернула голову в сторону Макса. Его милость баронет фон Нидерклаузиц очень устал, но вовсе не упал духом. Мокрый от пота дублет, пришнурованный к коротким штанам, сброшен с плеч и держится только на поясе. Широкий ворот почти высохшей рубашки открывает атлетические плечи. Левый рукав рубашки ещё не высох и подчеркивает контуры руки. Вспомнив, какими нежными были эти руки два дня назад, Марта покраснела, но, вспомнив, чем занимались эти же руки последние два дня, вздрогнула и взглянула Максу в глаза. Весь вид юноши, выражение лица, глаза, показывал не просто отсутствие какого бы то ни было страха, а презрение к смерти и безумную, немыслимую веру в свою исключительную удачу. Если бы старик предложил ему вместо того, чтобы встретить смерть завтра утром, этой же ночью спуститься на самое дно ада, надавать пинков чертям и дернуть за нос самого сатану, молодой рыцарь согласился бы, и глазом не моргнув.
Марта вдруг поняла, что за таким мужчиной она не побоялась бы пойти даже в ад. Интересно, а другие женщины разве не чувствуют того же самого? Куда смотрит Гертруда? Надо же, она все время смотрит только на старика. А он? А он, как всегда, смотрит вроде бы в пространство перед собой, но повернулся к ней, и носки ботинок направлены на нее. Неужели они любовники? Так, а графиня де Круа? Как это можно было не заметить раньше, она же смотрит на Максимилиана. И взгляд у нее не горячий и заинтересованный, а холодный и оценивающий. И такая же задумчивая улыбка, как у Макса. Инстинктивно Марта оглянулась в поисках зеркала, обнаружила его в двух шагах от себя, посмотрела и ужаснулась. Ладно, что мужская одежда, это ещё ничего (очень даже ничего), но грязная мужская одежда — это уже слишком. Да ещё и лицо все серое, и волосы непонятно на что похожи.
Йорг сказал последнее слово, и в наступившей паузе раздался голос Марты.
— Ну что же, тогда мы пойдем умоемся и принесем что-нибудь на ужин. Карло, Марио, поможете?
С Мартой вниз отправились итальянцы и оба новобранца, которым родители, благословляя непутевых сыновей на военную службу, дали напутствие держаться поближе к кухне и подальше от боевых действий.
Оказалось, что Марта умеет готовить, а Марио разделывает мясо не хуже мясника. Да и с продуктами проблем не было — покойный фон Хансберг, планируя удерживать резиденцию де Круа несколько дней, потребовал от бургомистра предоставить соответствующий запас провизии, каковой и был незамедлительно предоставлен. Экономить еду никто не собирался, единодушно решили выбрать самое лучшее из того, что есть, потому что вполне могло оказаться, что эта трапеза станет для всех последней. Экономить дрова было бы просто смешно. Растопили все, что можно было растопить, чтобы готовить одновременно десяток блюд. Марта от жары скинула с плеч дублет и осталась в одной полупрозрачной нижней рубашке, отчего кто-то засмотрелся и насыпал в фарш слишком много соли, а кто-то порезал палец.